Очарование юности.

Отрывок

   Детские игры - это всегда отражение эпохи. Во что сегодня играют наши дети? Да понятия не имею! И какая там за окном эпоха, тоже не очень себе представляю. Вроде - Смеющейся Летучей Мыши. Или Съеденной Летучей мыши?

   А мы в нашем детстве играли в войнушку, в казаки-разбойники, а еще в индейцев. А как же. Вальтер Скот и Майн Рид будоражили наши мозги. Винету, Сын Инчучуна скакал на мустанге сквозь наши сны.

Немного об ИНДЕЙСКОМ ДЕТСТВЕ.

​

Игорь Гагин

На перемене сам отыскал Мишку.

- Что за идея посетила твою умудрѐнную голову?

- Моя идея проста. Ты читаешь про индейцев, и я читаю про индейцев.

Давай построим в лесу вигвам и соберем своѐ племя?

- Ооооо! Это самая мудрая идея, которая когда-либо рождалась в твоей голове! – польстил я другу.

- Надо где-то брезент достать для вигвама. Ты говорил, что у вас был шалаш, и вы с Юркой Зуевым спрятали покрывавшие его куски брезента.

- Это верно, но надо сперва с Юркой поговорить, а то нехорошо получится.

- Поговори. В воскресенье пойдем искать место для лагеря.

Юрка не возражал, но пойти с нами по каким-то причинам он тогда не смог.

Первая неделя марта. Уже по-весеннему греет солнце. Ярко-белые сугробы ослепительно сверкают, ветки деревьев укутаны шапками и шубками снега. Мишка уверенно их раздвигает, осыпаемый белой порошей. Намѐл напоследок Морозко, в месяц не растает! Сплошной стеной стоит ельник. Мой друг нерешительно остановился.

- Свернѐм?

- Давай прямо.

Поежившись, он ступил под ѐлки, на колючих ветвях которых висели огромные кипенно-белые хлопья. Они срываются от малейшего прикосновения и беззвучно падают в сугробы. Настоящими дедами-морозами мы вышли на большую поляну. Чуть левее внушительный бугорок. Под ним город муравьев. Здесь летом кипела жизнь, и сновали миллионы неутомимых тружеников.

- Надоело бродить, давай здесь остановимся, - взмолился Мишка, стряхивая с плеч снег.

Я придирчиво осмотрел поляну.

- Слишком велика.

- Ну и что? Большому куску рот радуется!

- Как-то не очень уютно. Пошастаем еще немного.

- Только иди теперь ты вперед, я малость притомился.

Поглубже натянув ушанку, я храбро шагнул под сень укутанных снегом ветвей, тут же чуть ли не по пояс утонув в сугробе. Идти первым через снежные заносы намного сложнее. Пришлось продираться сквозь ветви и принимать на себя весь снегопад. Так мы тащились минут десять, огибая завалы и старательно уклоняясь от больно хлеставших по рукам и лицу веток. Ускоряемся навстречу долгожданному просвету между елями. Напоследок получив по щеке еловой веткой, выхожу на аккуратную полянку. Прямо перед глазами толстенный дуб, застывший в своей гордой величественности. Тут же окрестили его «священным деревом могикан». Левее – другой. Ствол его делал лукообразную дугу и только две толстые ветви отходили вверх. Третий дуб был наклонен в южную сторону под углом в тридцать градусов. На высоте шести метров он молнией устремлялся ввысь и там разветвлялся. Вся поляна была окружена плотной стеной ѐлок.

Гату Нгору

.   С давних пор лежит у меня на полке книжечка никому не известного прогрессивного поэта из Анголы. Книжка тоненькая, в мягкой неказистой обложке издана в Минске в 1989 году. Даже портрета автора в ней нет. И название самое простецкое: "Мысли ни о чем"

   Причем, не очень понятно "мысли" - это существительное множественного числа или глагол повелительного наклонения. Может быть это призыв?

   Но стихи мне понравились.

   Поэтому сегодня я приглашаю его к нам в гости. Встречайте!

Мысли ни о чем

                    ***

Моя женщина –

Моя гитара.

Под себя настроил.

Поешь и плачешь

Под моей рукою.

Дрожь струны.

Чаек летучие сны,

Ветер,

Жасминовый трепет...

Время истекло,

Вытекло.

В темное небо впиталось.

Ты осталась...

Песня...

Руки – гибкие рифмы,

Бедра – рефрен.

Ночью

Поешь во мне.

                   Дочь

​

Жизнь моя –

                            три горсти пшена

расклеванного голубями.

Дочь моя —

                           мой сон, мой стон

за сжатыми зубами.

Плакать?

                   Нет!

Стиснув сердце,

                                петь!

Уснуть-умереть принцем брошенным.

Скользнуть крылом скошенным

над стиральной доской океана.

Упасть мякишем теплым в ладошку прямо:

— Возьми.

                     Чайкам скорми...

                   Данайцы

​

Данайцы к лодкам уходят под утро,

Женам «Не бойся!» на ушко шепнув.

В лодки — дары, в уключины —весла.

«Мы ненадолго, вернемся не поздно,

Любимая, ты не успеешь заснуть».

Пела вода перламутром.

Парки молчали мудро.

Солнце зевало в кулак.

Каждый ли путь измерен?

Кто постучится в двери?

Друг или враг?

Данайцы уходят в небо,

Сжигаемое зарею.

Любимые спят от века,

Отмеренного судьбою.

В обугленном небе пляшут

Ломкие крылья дронов.

Железные кони пашут

Землю под зубы драконов.

Утро росой кровавой

Поле омоет нежно.

Бойтесь друзей коварных,

Дары сующих небрежно.